Купина Неопалимая, праздник иконы Богоматери.
К.К. Сергиенко, «Самый счастливый день»На стенах олеографии, натюрморт, в красном углу икона.
К.К. Сергиенко, «Самый счастливый день»Дошло до того, что крепостной иконописец отразил её лик на иконе.
К.К. Сергиенко, «Самый счастливый день»Он снова исчез за печкой и вернулся с иконой.
К.К. Сергиенко, «Самый счастливый день»На табурет, стоявший перед одинокой рюмкой, он водрузил маленький детский стульчик, а уж на него икону.
К.К. Сергиенко, «Самый счастливый день»Даже икона, поднесённая Егорычем в последний день, сунута ребром между свитером и рубашкой.
К.К. Сергиенко, «Самый счастливый день»Пришла в голову мысль достать из сумки икону, поставить напротив себя.
К.К. Сергиенко, «Самый счастливый день»Тогда греки встретили врага иконой Богоматери Одигитрии; стены города оказались неприступными.
Л.Н. Гумилёв, «От Руси к России»А означало это на деле - отрицать города, храмы, живопись (иконы), отрицать весь христианский обряд.
Л.Н. Гумилёв, «От Руси к России»Василий не успел бежать и вынужден был спрятаться в церкви, а затем вышел к своему врагу с иконой на руках, умоляя о милосердии и разрешении постричься в монахи.
Л.Н. Гумилёв, «От Руси к России»Известно, что у католиков иконы есть, но верующие просто кланяются им, а у православных к образам принято прикладываться.
Л.Н. Гумилёв, «От Руси к России»Жена Самозванца Марина Мнишек была польской пани, и откуда ей было знать, как именно нужно прикладываться к иконе.
Л.Н. Гумилёв, «От Руси к России»Он причастился и вышел навстречу стрельцам с иконой.
Л.Н. Гумилёв, «От Руси к России»Например, достаточно было героя повествования, князя Игоря, заставить совершить паломничество к иконе Богородицы Пирогощей, чтобы читатель понял, что этот герой вовсе не друг тех крещеных татар, которые называли Марию "Христородицей", и тем самым определялось отношение к самим татарам.
Л.Н. Гумилёв, «Поиски вымышленного царства»И время последней беременности Настасьи Петровны было особенно тяжким временем, Тихон Ильич томился, злобился; Настасья Петровна тайком молилась, тайком плакала и была жалка, когда потихоньку слезала по ночам, при свете лампадки, с постели, думая, что муж спит, и начинала с трудом становиться на колени, с шепотом припадать к полу, с тоской смотреть на иконы и старчески, мучительно подниматься с колен.
И.А. Бунин, «Деревня»И, взглянув на него, Тихон Ильич истово перекрестился на икону в углу.
И.А. Бунин, «Деревня»Выставкин, тот, что посредине, держит перед грудью хлеб-соль на деревянной тарелке, прикрытой полотенцем, расшитым петухами, Бучнев и Богомолов - по иконе.
И.А. Бунин, «Деревня»Среди двора возвышались два столба с перекладиной, на перекладине, как икона, висела большая чугунная доска: значит, по ночам боялись, били в нее.
И.А. Бунин, «Деревня»И, взойдя на крыльцо, переступив порог, Кузьма низко поклонился темной иконе в углу прихожей.
И.А. Бунин, «Деревня»Кузьма, не поднимая головы, взял икону из рук Однодворки - и стало так тихо, что слышно было свистящее дыхание любопытного головастого мальчишки.
И.А. Бунин, «Деревня»Он сунул икону кому-то в сторону, схватил голову Молодой с отцовской болью и нежностью и, целуя новый пахучий платок, горько заплакал.
И.А. Бунин, «Деревня»Все шли с торжествующим пением, входили во двор и, дойдя до крыльца, радостно и взволнованно, с сознаньем честь честью завершенного дела, замолкали, затем братски, как равные с равными, целовались со всеми нами мягкими и теплыми, очень приятными молодыми губами и осторожно вносили крест и иконы в дом, в зал, где в тонком полусвете весенней зари мерцала в главном углу лампадка, и ставили иконы на сдвинутые под лампадку столы, на новые красивые скатерти, а крест в меру с рожью.
И.А. Бунин, «Жизнь Арсеньева»Я лежу и смотрю в передний угол - в его треугольнике висит старая икона, на которую она молилась перед сном: старая, точно литая доска, с лицевой стороны крашеная киноварью, и на этом лаково-красном поле образ Богоматери в золотом одеянии, строгой и скорбной, - большие, черные, запредельные глаза в темном ободке.
И.А. Бунин, «Жизнь Арсеньева»Кто-то подал мне зажженную свечу, я взял и стал держать ее, чувствуя, как она, дрожа, греет и освещает мне лицо, стянутое бледностью, и с тупой покорностью слушая эти возгласы и бряцание кадила, исподлобья видя плывущий к потолку торжественно и приторно пахнущий дым, и вдруг, подняв лицо, все-таки увидал ее, - впереди всех, в трауре, со свечой в руке, озарявшей ее щеку и золотистость волос, - и уже как от иконы не мог оторвать от нее глаз.
И.А. Бунин, «Натали»Мы слышали: был Меркурий муж знатный, призванный к спасению от татар Смоленского края гласом иконы Божьей Матери Одигитрии Путеводительницы.
И.А. Бунин, «Суходол»И жутко было глядеть на суздальское изображение безглавого человека, держащего в одной руке мертвенно-синеватую голову в шлеме, а в другой икону Путеводительницы, - на этот, как говорили, заветный образ дедушки, переживший несколько страшных пожаров, расколовшийся в огне, толсто окованный серебром и хранивший на оборотной стороне своей родословную Хрущевых, писанную под титлами.
И.А. Бунин, «Суходол»Она замяла еще чадивший свечной фитиль, затоптала затлевший ворс попоны и, вскочив на стул, опять зажгла свечу от прочих горевших свечей, воткнутых в серебряные лунки под иконой, и приладила ее в ту, из которой она выпала: перевернула ярким пламенем вниз, покапала в лунку потекшим, как горячий мед, воском, потом вставила, ловко сняла тонкими пальцами нагар с других свечей и опять соскочила на пол.
И.А. Бунин, «Тёмные аллеи»В Скобяном висит на цепи над срединой прохода икона большеглазого Спаса в ржавом окладе.
И.А. Бунин, «Тёмные аллеи»Кто-то подал мне зажженную свечу, я взял и стал держать ее, чувствуя, как она, дрожа, греет и освещает мне лицо, стянутое бледностью, и с тупой покорностью слушая эти возгласы и бряцание кадила, исподлобья видя плывущий к потолку торжественно и приторно пахнущий дым, и вдруг, подняв лицо, все-таки увидал ее, - впереди всех, в трауре, со свечой в руке, озарявшей ее щеку и золотистость волос, - и уже как от иконы не мог оторвать от нее глаз.
И.А. Бунин, «Тёмные аллеи»Мы прошли во вторую комнату, где в углу, перед черной доской иконы Богородицы Троеручицы, горела лампадка, сели за длинный стол на черный кожаный диван.
И.А. Бунин, «Тёмные аллеи»